Ато? Перемирие… Да куда ж «наблюдать», когда гибнут ребята!»

Перемирие… Да куда ж «наблюдать», когда гибнут ребята!»

О таких воинах как мед-брат 2-й городской поликлиники Алексей Тарасов нужно снимать фильмы. Он – обычный украинский парень, который однажды по зову сердца пошел добровольцем защищать свою Родину от врага, отслужил более года на самой горячей передовой: каждый день видел смерть, ужасы войны, но при этом не огрубел душой и остался думающим человеком, высоко духовным 

Не просто расстаться с войной!

-Алексей, что подтолкнуло к непростому решению идти добровольцем?

-Не давало покоя происходящее. Мучила мысль, что завтра враг придет уже сюда, на днепропетровщину, что на фронте не хватает профессиональных медиков – и я пошел в военкомат. Призвался с 28 августа 2014 года, в составе 93-й бригады попал в 20-й отдельный мотопехотный батальон. И уже 11 сентября мы с ребятами были в Марьинке на передовой. Служил как солдат сан-инструктор. Воевал: в Авдеевке, Старомихайловке, в Песках, бывал на трассе на Бахмутку. А потом – вновь Марьенка, 3 июня 2015 года там начались ожесточенные бои, помню последнее - как мы вывозили раненных ребят на машине и попали под обстрел, я был ранен. Очнулся уже в Курахово, оттуда был доставлен самолетом в Днепропетровск. Так закончилась моя служба.

-Многие участники войны на востоке Украины порой отмечают, что на гражданке им тяжело.

-Да, психологически очень сложно. Я в данный момент стою на распутье: либо вернуться назад на фронт, либо остаться здесь. Не хочется больше войны, однако человек меняет ритм жизни на военный и потом просто выйти из этого состояния трудно. Нужны психологи, которые помогут разобраться в себе, но даже я, медик, не могу найти психолога, который бы действительно помог.

На войне все «в темпе», понимаешь с чем сталкиваешься. Здесь же я уже не знаю чем заняться после такого напряжения. Вроде бы тоже: медицина, помощь людям, но вернуться к прежнему ритму тяжело. Не так-то просто расстаться с войной! Она меняет человека. А главное на войне все понятно: кто враг, друг, личность, а кто – не стоит доброго слова.

-Что сразу приходит в голову, вспоминая о «горячем востоке» Украины?

-Смешенные чувства: горечь потерь, но главное - мужество наших воинов и крепкая братская дружба. 

- Вы работали сан-инструктором, вывозили из горячих точек раненных. Не приходят ли во сне лица ребят?

--Да, сняться. Вообще спится плохо. Все время: стреляем, воюем, кровь, последние взгляды, - как у медика, у время было очень много таких взглядов. Есть два бойца, которые все время «приходят», они на моих руках погибли и чувство во мне такое, что я что-то недоделал. Хотя в тот момент, уже не мог, наверное, ничего сделать больше. Были у них ранения несовместимые с жизнью. Понимал, что умирают хлопцы. Но я обещал: «Мы тебя довезем, ты будешь жить…»

Психолог однажды упрекнула меня в том, что я дал этим ребятам надежду – якобы потому и снятся. Но не мог же я сказать молодому парню, что он умирает – это же бездушно. Одному вообще 23 года было.

 Кому –война, кому – мать родна!

-Говорят, поначалу на фронте был огромный патриотизм, а сегодня - уже не так.

- Да, был большой патриотизм у всех. Прежде всего, как я уже сказал, мы шли воевать за своих родителей, за родную землю. Но обидно, что Государство достойно не помогало. Мы шли голые и босые, нам практически ничего не дали из амуниции. Наверное, купил бы уже машину за те деньги, которые сам потратил, собранные родными и друзьями. За 13 месяцев службы приобрел: бронежилет, три формы, пять "берцев". От Государства же дали только автомат да каску сороковых годов – металлическую. Стыдно сознавать, но порой и есть было нечего.

Но для меня, как для медика, главная боль – катастрофически не хватало препаратов. Помню, как в Марьинке стояли, зима начиналась, много воспалений у ребят, а лекарства - нет. Я просил в штабе хоть минимальные препараты, да там говорили – «нет денег». Потом случайно волонтёры привезли какие-то лекарства и я зашел к зам комбату в палатку и увидел большую сумму денег. Для меня это было неприятно, больно.

Видел, сколько волонтеры привозили термобелья, форму какую-то. Нам же из этого ничего не доставалось. Выходит: кому война, а кому мать родна! Поэтому менялось отношение к войне - ты видишь ее реалии, что кто-то на ней зарабатывает, пользуется, а ты – все время под пулями, теряешь ребят.

А сейчас нам порой говорят «Вас же туда не посылали – вы сами шли!»- такие вот высказывания, обидно.

А у нас ведь даже скорых не хватало, было всего две, да и то: одна – постоянно ломалась, вторая – еле ездила. Помню, мы были в Малой Красногоровке, приезжал какой-то областной днепропетровский ТВ канал, и я не выдержал – на камеру пожаловался на ситуацию. После этого нам добавили четыре машины.

-Верите в «силу перемирия»?

-По нам в определённое время каждый день бомбили в конце февраля-в марте 2015 года: сау, грады.

Тогда было перемирие, - а по нам лупят, лупят… Мы уже матом кричим на комбата: «Разреши дать ответ», а он – «наблюдать!» Да куда ж «наблюдать?» Помню день: машину подорвали, двух пацанов в блиндаже убило - пять часов откапывали только.

Что примечательно, враг ведет странную войну: делает пару выстрелов из орудий по нам, затем отъезжает, разверчивается и стреляет восемь-десять раз по своей территории. Это правда! Разведка засняла все на видео.

 Мы - батальон смертников!

Льготы какие-то получили, землю как участник АТО?

-У меня есть статус «Участника боевых действий» и льготы на коммунальные. Поставили на учет на получение земли. Был в сентябре в горсовете. Ничего не сказали определенного, сколько ждать вот и где земля будет – неизвестно. Но понимаю, что не скоро получу ее – по списку я – 1218-й. В прошлом году только первым пятистам должны были передать.

Хотел в очередь на квартиру стать, или хоть бы жилье в общежитии получить. Но сказали, что не положено, -якобы площади родительской квартиры превышают норму. Живу с родителями и старенькой бабушкой в трехкомнатной квартире и хотелось бы подумать о своей семье ведь уже 31 год.

-Военная медиана кардинально отличается от гражданской. Что было особенно сложно?

- Да, военная медицина отличается. Но у меня была неплохая практика - на скорой проработал в 16 городской больнице, имел дело: с ножевыми, огнестрельными ранениями. Это помогло держаться, вовремя принимать решения в бою. Но все же было очень тяжело. Скорые забиты раненными, с оторванными конечностями. Когда приезжаешь в больницу, дверь машины открываешь – рекой стекает кровь. Ты тоже весь в крови, ведь у тебя пять-шесть человек лежит раненных. Одной скорой везешь всех! А рядом - снаряды, мины, бывало что подбивали нашу машину. Ждешь другую скорую, начинаешь самых тяжёлых перебрасывать, едешь дальше. И так - всю ночь. С сентября до января 2014 года было немного спокойнее, в основном осколочные ранения. Началось все уже после Рождества, в 2015 году. Блок-пост «Красный партизан» разбомбили: 9 человек в плену, 4-200-х. Наш капеллан еще ездил к сепаратистам забирать ребят. Но это было только начало наших бед.

-Ротации соблюдаюсь?

-У нас один раз ротация была всего лишь. Называли «Батальоном смертников». Мы по четыре месяца сидели на передовой. Хотели съездить домой – да командование не позволяло.

-Но ведь человек психологически устает…

-Помню, как нас вывели в Желанное на три дня и мы надеялись на ротацию, а потом приказали срочно, собираться на Марьинку. Когда все услышали что опять на Марьинку, где ожесточённые бои, - у некоторых ребят от усталости нервы не выдерживали. Только в первые три дня было 30 двухсотых. Более 50 осколочных!

-Многие ли живы из Ваших «боевых братьев»?

-Больше 20 друзей уже нет в живых. Когда еще в Днепропетровске в части жили, помню 20 кроватей «нашей линии». Только из этих ребят осталось 9 живых, 11 - погибли. Один с ума сошел после плена. Но больше всего было горестно и неприятно, когда вместо демобилизованных в марте 2015-го к нам добавили новеньких, молодых ребят. Эти необстрелянные 19-летние, 20-летние пареньки сразу были брошены на передовую и после первых выстрелов просто не знали куда бежать – глупо погибали под пулями. Большинство смертей тогда было среди них .

-Как оцениваете миссию ОБСЕ?

-Приезжает утром ОБСЕ – тишина, а возвращаются назад – начинают нас активно обстреливать. Вот и когда ГУМ-конвой с России едет - день-два затишье: идет разгрузка, развоз по позициям, доставленного. А потом –начинается интенсивный обстрел, пока все не выстреляют по нам.

И сегодня меня порой спрашивают, «Правда, что российские войска воют?» Да воюют, может не первые идут в бой, но ведут активные действия. Первые идут - наемники, кричат «Аллах Акбар», что-то на своих языках. Среди наемников: чеченцы, кубанские казаки, есть даже негры, китайцы были, - мы брали их в плен.

-Какой бы ответ от рядовых украинцев хотелось  услышать воину, защищающему интересы Украины на ее Востоке?

-Просто чтобы говорили иногда нам «спасибо». Один раз только, когда в трамвае ехал, я услышал подобное. Показал удостоверение и контролер сказал; «спасибо». До слез приятно было тогда на душе!

К сожалению, доброе отношение нечасто, мне недавно как-то сказали на работе, что я «братоубийца» - т.е своих братьев убивал. Но какие-же это братья, когда на нашей земле воюют? Для меня непонятно и больно такое отношение.

-О чем вы мечтаете?

-Прежде всего конечно о Мире, второе – чтобы наши люди были человечней. Во всем, по отношению к друг другу. Они и сегодня – злые. Потому мне тяжело общаться.

-Тяжелей чем до участия в войне?

-Да. Не знаю, что поменялось, но и с девушкой даже сложно познакомиться, хотя раньше было просто. Нечестность какую-то чувствую. Без правды в сердце и дружбы искренней на фронте - никак. Мечта моя - семья, дети. Это первое чего бы я хотел в этой жизни. Дети – это наше будущее, будущее Украины! Хочу дать сыну и дочери хорошее образование.

-Кто для Вас герои сегодняшнего времени? Какие они?

 -Герои для меня – обычные ребята, я видел на войне обычных ребят, которые сами собой закрывали друзей и погибали. Причем, на гражданке они были никем, а в битве - проявили себя с лучшей стороны. И этих хлопцев не стоит забывать, ведь они отдали, отдают свои молодые жизни за нас, за Украину.